Сволочь Деляхин остановился у палатки и взял бутылку темного пива. - На перерыв, - пояснил он. Юра хмыкнул и поежился от холода. На самом деле его звали Гуруваюраппан, родители-индуисты нарекли его в честь одного из олицетворений Кришны. Юра снисходительно относился к безумию родителей, превративших свою квартиру в индуистский храм, и редко назывался полным именем, исключительно ради своего же удобства, а не из сострадания к незнакомым людям. Порой он забывал настоящее имя и с удивлением повторял про себя – «Да я же Гуруваюраппан!» Деляхин открыл бутылку и одним глотком осушил добрую половину. - До перерыва долго, - подумав, сказал он. – Такая работа… Юра пожал плечами. - Я себе представил, что до перерыва – ещё четыре часа общения с дебилами. А потом – ещё четыре, и вот между двумя длительными периодами общения с дебилами единственным светлым пятном будет вот эта бутылка отравы. А ещё придется сожрать пачку жвачки, чтобы от меня не так несло пивом. Понимаешь? Юра кивнул. Деляхин продолжил: - Вот мы теперь пройдём ещё двести метров по этой длинной кишке между двумя покосившимися заборами, под светом этих блядских фонарей, по холоду, и окажемся в гробу без окон, полном моральных уродов, которые подчиняются надутым червякам и гадам. И восемь часов я буду продавать всякое дерьмо лопоухим додикам, время от времени обмениваться ничего не значащими фразочками с разными кретинами, которых устраивает такая жизнь, и каждые три минуты смотреть на часы. И мы с тобой знаем, что ничего хорошего нам не светит, наша жизнь – это вот как раз такая прогулка промозглым утром, во тьме, прогулка против своей воли туда, где нет жизни. И скорей всего ничего и не изменится, никогда. Поэтому я сейчас выпью остаток пива и моя жизнь потеплеет хотя бы на один градус. - На одиннадцать, - поправил Юра. - Да не, оно не такое забористое, - возразил Деляхин. – Хотя, теперь мне кажется, что надо было взять джин-тоник. Как раз на перерыв. Деляхин вновь наклонился к окошку палатки, взял банку пойла и бодро сказал: - Пошли! Деляхин всегда притягивал Юру. Суровый на вид мужчина, Деляхин напоминал бывшего боксера, окончившего спортивную карьеру в самом её начале. Он был подтянут, хорошо сложен, выглядел, думал и разговаривал как человек, для которого самым страшным оскорблением стало бы «голубой». Он интересовался футболом, любил выпить и обсудить машины, хотя едва мог содержать свою потрепанную «Ауди» доисторического выпуска. Но рано или поздно, не реже одного раза в неделю, Деляхин вдруг мрачнел и внезапно излагал какую-то мысль, в муках выношенную им за семь дней. Это было похоже на то, как посетители зоопарка, прислонившись к ограждению, терпеливо ждут, пока флегматичный орангутанг не выкинет забавный фокус. Деляхин вряд ли догадывался об этом. Оставалось неизвестным, что он думал о Юре, но, скорей всего, давно уже потерял из виду реального человека и общался с каким-то идеализированным другом, которому можно доверять плоды своей фрустрации. - А я ведь окончил университет, - в тысячный раз повторил Деляхин. - Не оригинально. Вот если бы закончил ПТУ… - Ну, знаешь, тогда ПТУ было полной жопой. Понятное дело, что сейчас спрос на рукастых ребят, а не тюфяков в рубашечках, занимающихся тем, с чем бы отлично справился и выгнанный из школы слабоумный. - Значит, социализм всё-таки победил. - Почему? - Потому, что мы занимаемся тем, чем мог бы заниматься слабоумный, а получаем почти столько, сколько человек с руками из правильного места. Понимаешь? Стирается грань между интеллектуальным и ручным трудом. Это же прекрасно! - Юмор типа? Смейся, смейся, вот сократят нас… - Не сократят, - менторским тоном возразил Юра. – Большой штат – это особенность российской корпоративной культуры. Количество сотрудников метафорически представляет собой размер челяди, двора, и не больше. Причем эффективность работы сотрудников в большой компании обратно пропорциональна их количеству. Казалось бы, если ты раскладываешь сложное поручение на ряд мелких, ты облегчаешь задачу, позволяя даже нашему выгнанному из школы слабоумному выполнить простое для себя, но важное как часть общей работы поручение. Однако необходимо учитывать затраты на связь и синхронизацию исполнителей, причем эти затраты на выходе оказываются больше, чем если бы всю задачу выполнял один сотрудник или один отдел, так как задержка у одного слабоумного вызовет цепную реакцию и застопорит вообще всякое движение. Это, кстати, исключительно российская черта, ибо в России затраты на инфраструктуру в среднем выше обычного, и, как ни парадоксально, выше даже там, где, казалось бы, само понятие инфраструктуры носит скорее аллегорический характер. С другой стороны, даже большую нагрузку можно распределить, если позволить ответственной группе исполнителей планировать самим ход работы. Но в России это невозможно ввиду рекурсии первопричины – это особенность российской корпоративной культуры. Здесь я сделаю небольшую ремарку. Так как патерналистская мысль является матерью всех политических идей России, совершенно неудивительно, что личная ответственность человека снижена до минимума, когда зона этой самой ответственности может оканчиваться прямо за твоими штанами, не говоря уже о квартире, доме или уже тем более улице. Поэтому глупо возлагать надежды на самоорганизацию, которая неизменно приведет к изменению заданного стандарта, а почему? Я думаю, ясно почему. Юра хотел ещё добавить несколько фраз, но запыхался от быстрой ходьбы и монолога одновременно. - Ты как скажешь – хоть лежи и не вставай, - резюмировал Деляхин. – Короче, не сократят нас, дармоедов? - Да кому мы нужны. - Это точно. Деляхин и Юра прошли мимо рекламы салона красоты, выполненной в несколько противоречивом ключе. - Вот кто это? По-моему – #####, - предположил Деляхин. Юра вгляделся: - Ну ведь если это увидит голубой, то он определенно пойдёт в такой салон красоты. - Логично. Я вот знаешь, о чем думаю? Откуда здесь пахнет медом? Или даже не медом, а каким-то сиропом? - Гномики торгуют медовым табачком. За забором лежит огромная куча медового табака, вокруг которой прыгают гномики, танцуют и предлагаю его покурить. - Тебе ведь и наркотики не нужны, да? – усмехнулся Деляхин. – Гномики… Я тут фильм про карликов смотрел. Прикинь, как они сексом занимаются? Ч-чёрт, не хотел бы я увидеть это. Количество машин на обочине резко увеличивалось, это означало, что до офиса осталось всего пятьдесят метров, а ещё – то, что Деляхин и Юра опаздывают. За последним поворотом, где оба забора обрывались и уходили в разные стороны, располагалось приземистое двухэтажное здание, громко именуемое «бизнес-центром». Уродливый короб, бывшее учрежденческое строение, было обвешано декоративным плитами и окрашено - в попытке спрятать под толстым слоем штукатурки серый и тоскливый мавзолей. Небольшой парк, окружавший бизнес-центр придавали всему пейзажу вид скромной психиатрической лечебницы, скрытой от мира здоровых людей черными когтистыми деревьями. - Приходим на работу – темно, уходим с работы – темно, - вслух подумал Деляхин. – Возьму отпуск, поеду в Турцию. - Турки нам всю историю козни устраивали, Петра Первого унизили, а ты едешь отдыхать к ним, - с укором заметил Юра. - Я-то тут причем. Холод достал. - Сейчас бы медового табачку, - предложил Юра. - Да ну тебя. Ты вроде как нормальный мужик, а потом начнешь чушь городить, - раздраженно сказал Деляхин и замолчал. Юра насмешливо скривил губы и тоже замолчал. Позже начальник отдела заставил их написать объяснения по поводу десятиминутного опоздания. Деляхин причиной указал «семейные обстоятельства», а Юра подробно описал ритуал поклонения Кришне, совершаемый всей семьей каждое утро. * * * Юра задумчиво смотрел на единственную строку делового письма, которое следовало отправить ещё вчера. Содержание письма исчерпывалось мыслью «вы идиот, и ещё - мы вам лжём», но жесткие стандарты деловой этики обязывали спрятать эту простенькую фабулу среди множества слов. Пока Юру смог вывести только «исх. 15/12-12», на что ушло порядка пятнадцати минут. За картонной перегородкой сидел специалист по корпоративному праву Гостевой и так сильно дергал ногой, что сотрясалась вся конструкция. Юра вышел из своего загончика, потянулся без всякого удовольствия, обошел секцию с другой стороны и тронул за плечо Гостевого. - Ты чего такой нервный? Гостевой, офисный невротик, был символом всей организации. Беспокойный, надменный и бестолковый, Гостевой олицетворял офис и одной своей фигурой вызывал у Юры чувство обреченности. Выглядел он как и положено выглядеть человеку своего положения. Полосатая рубашка, плотно обтягивающая рыхлое туловище Гостевого, не смотря на громкий бренд, выглядела так же жалко и убого, как иной раз выглядит футболка, заправленная в штаны. Коротковатые узкие брюки обнажали носки цвета московского снега, ступни же прятались в несколько потускневших зимних ботинках с претензией на роскошь. По выходным Гостевой ходил в бары и клубы, о чем то и дело упоминал в разговорах, причем так часто и так неловко, словно он жил с бабушкой и пытался убедить окружающих в обратном. Юра относился к Гостевому как к загаженному унитазу, то есть вынужденно аккуратно, с брезгливой осторожностью. Деляхин уверял, что он, Юра, просто жалкий неудачник и мизантроп, поэтому любой здоровый человек для него выглядит как урод, хотя на самом деле всё наоборот. В части здоровья поспорить было сложно, Гостевой меньше всего походил на скорбного обитателя городских трущоб, но Юре казалось, что при зачатии весь интеллект Гостевого ушёл в румяные щечки и хороший цвет кожи, оставив в голове неухоженную пустоту, со временем забитую до отвала всяким мусором. Сложно было понять, есть ли хоть немного искренности и доброты в том или ином утверждении Гостевого. Гостевой оторвался от разложенных бумаг и напряженно посмотрел на Юру. - Нервный? Это ещё почему? - Ногой дергаешь. Секцию сотрясаешь. У нас сейсмически опасный район, хочешь, чтобы всё развалилось? - А, ну это я на автомате, - бросил Гостевой и вернулся к работе. Юра закусил губу, планируя наиболее долгий маршрут к своему месту. Пока он размышлял над этим, его окликнула начальница отдела. Она стояла в дверях своей комнатки, огороженной наподобие вольеров для раскормленных охранников, и махала рукой. - Юра, зайдите ко мне. Гостевой немедленно обернулся и плотоядно ухмыльнулся. - Не перевозбудись, котик, - посоветовал Юра и отправился к начальнице. Из головы не выходили дурацкие гномики и медовый табачок, картинка с танцующими карликами то и дело всплывала у Юры перед глазами. Подобная чушь служила чем-то вроде предохранителя, не давая окончательно свихнуться. Пелена бреда начинала застилать сознание тогда, когда оно уже собиралось за ненадобностью отключиться. Лучше уж гномики. Юра зашел в кабинет начальницы, Ларисы Владимировны, гадая, что послужило причиной для аудиенции. Не написал бессмысленного письма, опоздал - не так уж много. До лимита ещё далеко, можно нахамить или не согласиться с генеральной линией. Впрочем, ни хамить, ни устраивать пикировку Юре не хотелось. Он представлял, как маленькие гномики врываются в кабинет Ларисы Владимировны, прыгают, разбрасывают вещи и фальцетом распевают веселые песни. Юра непроизвольно фыркнул. - Юрий, ну садитесь уже. Лариса Владимировна, симпатичная женщина средних лет, отложила в сторону ручку и уставилась на Юру. - Юрий. - Слушаю вас, - напряженно сказал он. - Да не нервничайте так, Юра. Я просто поговорить хочу. Чтобы показать, что он не нервничает, Юра закинул ногу на ногу и выдавил кислую улыбку. - Ну вот, - улыбнулась в ответ Лариса Владимировна. – Так лучше. Юра, скажите, вам не показалось, что от Деляхина пахнет пивом? Юра спокойно покачал головой: - Нет. Утро же, какое пиво. - Да уж, действительно, - согласилась Лариса Владимировна. – На всякий случай спросила. - Что-нибудь ещё? - Да, вот хотела узнать… Лариса Владимировна плавно встала с кресла, подошла к двери, закрыла её на замок и села на краешек стола перед Юрой, избавив его от необходимости мельком и скрытно любоваться её красивыми ногами. - Юрий, один вопрос. Юра опустил плечи и затравленно уставился в шею Ларисы Владимировны. - Да? - Юрий, вам не показалось… Как бы это сказать… - Не показалось что? - Вам никогда не казалось, что в парке пахнет медом? Ну не совсем медом, а как бы медовым… - Медовым табачком? - Да-да! – Лариса Владимировна даже подскочила. – Очень точное сравнение! И знаете, наверное, глупо звучит, но мне на мгновение почудилось, что вот там, где-то за забором лежит такая куча этого табака, а вокруг прыгают… Ой, нет, нет, забудьте, зря вообще сказала… - Кто-то прыгает? Собаки? - Да нет же, - с досадой возразила Лариса Владимировна. – Какие собаки. Ну, такие маленькие человечки… - Карлики? - Нет! - Гномики? - Ты знаешь?! – Лариса Владимировна рывком соскочила со стола и вцепилась в Юру. – Ты знаешь? Ты понимаешь, о чем я говорю? Как ты понял, что я говорю про медовый табачок и гномиков?! - Руки. - Откуда ты знаешь про гномиков?! – дико рявкнула Лариса Владимировна, превратишь на момент в разгневанную гарпию. Лицо до неузнаваемости искривилось в отвратительной гримасе, невыносимо тяжелый взгляд парализовал и завораживал одновременно - Руки. - Какие руки?! - Убери, #####, руки от меня, - ледяным тоном приказал Юра. Лариса Владимировна осунулась, посерела и отступила назад, уткнувшись задом в стол. Она тяжело задышала и механически поправила прическу. Юра в свою очередь потер плечи, в которые Лариса Владимировна чуть ли не вонзила ногти. Неловкое напряженное молчание длилось секунд десять, пока Лариса Владимировна не сказала: - Юрий, я прошу прощения за своё неподобающее поведение. Юрий сделал неопределенный жест рукой, какой обычно делают стереотипные итальянцы в фильмах. - Я.. Я устала, видимо, это результат стресса. Я хотела бы, чтобы этот разговор остался между нами. Юрий недовольно сморщился, показывая всем видом, что ему даже вспоминать об этом противно. - Юрий, я была неправа. Сорвалась, понимаете? Юра кивнул, показывая, что он, конечно, понимает, но всё же! Лариса Владимировна медленно приблизилась к Юре, парализовав его каким-то полубезумным страшным взглядом. - Ну, что, что ты хочешь, чтобы я сделала? Хочешь, я..? - Господи, да оставьте меня в покое, - ожил Юра и испуганно отошел в угол кабинета. – Гномики какие-то. Да я брякнул просто так, вот и всё. - Только не говори ничего, ладно? Ни про гномиков, ни про табачок. Я, правда, я случайно узнала, ну, представила себе… Это к работе не имеет отношения, и вообще не касается, ни меня, ни тебя! Не говори, обещаешь? - Да ладно, ладно. Матерь божья, дурдом какой-то. Дверь открой уже. Лариса Владимировна щелкнула замком и умоляюще шепнула: - Никому, пожалуйста! - Да закрыли тему. Всё, баста. Лариса Владимировна измученно и благодарно улыбнулась и громко сказала: - Обязательно напишите отчет к среде! Юра небрежно кивнул головой, как будто его попросили купить хлеба на обратном пути. Гостевой, видимо, поджидая Юру, игриво бросил: - Ну как, нормально всё прошло? - Что прошло? - Ну, это. - Что «это»? - Да брось, я же видел, как она смотрела на тебя! Юра неожиданно пнул стул Гостевого: - Болван. Гостевой показал Юре средний палец и продолжил шелестеть бумагами. * * * В перерыве Юра нехотя покинул свой загон и вяло размял слабеющие мышцы. В голове плавал какой-то непонятный отупляющий туман, тревожные обрывки мыслей мелькали, словно бумажные клочки, выстраиваясь в нелепые и абсурдные словосочетания. Было сложно сосредоточиться, но Юра списал это на обычный эффект офисной лоботомии. В коридоре, соединяющем пуповиной все помещения на этаже, бродил Антон. Всегда загадочно-самодовольный, Антон был одним из духов офиса наряду с Деляхиным и Гостевым. Его бледное лицо с водянистыми глазами и пухлыми губами излучало какую-то извращенную гармонию между окружающим адом и своей унылой персоной. Антон был неизменной и угнетающей частью интерьера, вроде больничных фикусов. Юре он напоминал вечного студента, бесчисленное количество раз переводившегося с факультета на факультет, с курса на курс, завсегдатая провонявшей кислятиной столовой и хронического нищего. Впрочем, своё невыразительное воплощение в качестве клерка Антон компенсировал сетевыми подвигами, раздувая свое эго в зависимости от степени унижения, которое случилось с ним в течение очередного рабочего дня. Помимо этого, Антон, будучи хрестоматийным недорослем, старался продемонстрировать свою компетентность и знания там, где его не могли уличить в отсутствии таковых. Если поблизости не находилось авторитетного знатока по какому-либо вопросу, этим авторитетом становился Антон, а если же таковой всё же рядом обретался, Антон умерял гордыню и подобострастно задавал идиотские вопросы, ожидая одобрения гуру. Предпоследний этап социализации человека - сорокачасовое закабаление в качестве метафорической челяди – нанес coupe de grace отягощенному шрамами интеллектуального насилия Антону, превратив его в зациклившегося на иллюзиях невротика. Как и любой другая размазня, Юра притягивал к себе разные исковерканные человеческие обломки, позволяя им утолять сенсорный голод и, не стесняясь, изливать бережливо накопленные наблюдения и размышления. Юра чувствовал себя уютным уголком, куда забивались хронические онанисты, чтобы подкрутить вечно торчащий шуруп сексуальной неудовлетворенности. Подобно и другим, Антон редко интересовался, слушает ли его Юра, ему было достаточно ощущать рядом человеческое существо, чтобы жать всей пятерней на кнопку сливного бачка сознания. Но в отличие от Деляхина, способного на необычные повороты тугой тяжелой мысли, Антон мог без конца говорить об одном и том же, как жители глухой деревни, куда новости просачиваются только во время наводнений и войн. Юра не успел увернуться от почти влюбленного взгляда Антона. В столовую идти не хотелось, Деляхин куда-то выехал по своим делам, а больше скоротать время было не с кем. - Как ты думаешь, Горбачев виноват в развале СССР? Сегодня Антон настроился на политический лад и приготовился использовать всю холостую мощь своих в конец задубевших извилин для сокрушения несуществующего оппонента. Юра меланхолично оперся о сложенный рекламный стенд, приставленный к стене, и ответил: - Я думаю, здесь замешано мистическое общество Зуно. - Зуно? Не слышал о таком, - заинтересовано откликнулся Антон и сложил руки на груди. - Да, Зуно. Говорят, что оно образовалось после первых палеоконтактов, но я, конечно, сомневаюсь, было ли то палеоконтакты. - Причем здесь палеоконтакты? - Проследи логическую цепь – палеоконтакты – общество Зуно – развал СССР. Понимаешь? - Нет. Причем здесь общество Зуно? - Горбачев был реинкарнацией царя таштунов. - Ты прикалываешься, что ли? - Я абсолютно серьезен, - не на шутку разозлился Юра. – У таштунов, прародителей людей, были свои цари, собственно, таштуны и передали людям свои знания, для сохранения которых появилось общество Зуно, тогда ещё – просто культ. А Горбачев был реинкарнацией одного из царей таштунов, предавшим свой народ. Он заключил сделку с великанами, совокуплявшихся с ифритами и грифонами… - Да ну тебя, - обиделся Антон. – Я же серьёзно… Мимо проходил Негожин, такая же, как и все, полуживая аквариумная рыбка, умудряющаяся продавать больше всех остальных сотрудников своего отдела. Это казалось странным, Негожин больше напоминал уставшего пекаря или охранника, у которого закончились все кроссворды, но никак не лучшего продавца. Мерзавец Гостевой считал, что Негожин спит с начальником, Деляхин полагал, что ему просто везет, а Антон уверял, что видел магический амулет у него под рубашкой. - О чем спорите? – равнодушно спросил Негожин и пожал руки Антону и Юре. - Кто круче – Спайдермен или Бэтмен, - поведал Юра. - Всё никак не вырастете, ребятки? – беззлобно пошутил Негожин. – Такие уже большие, а всё играете? - Мы инфантильны, потому что общество не предлагает альтернативы тем, кто вырос на руинах традиционных ценностей, - с умным видом выпалил Юра и стал ждать развития сюжета. - Ценности всегда одни, - отечески сказал Негожин, - просто кто-то остался навсегда подростком. - Так это же хороши, значит, простые вещи всегда будут радовать! – подливал масла Юра. - Да нет, - скучно ответил Негожин. – Придет время, подумаете о семье. Ну да бог с ним. Кстати!.. А вы чувствуете странный запах? Особенно на улице, вон рядом с тем местом? Негожин подвел Антона и Юру к окошку, напоминающему бойницу мобильной инопланетной крепости, с помощью которой агрессивные пришельцы порабощали низшие расы. Лучший продавец отдела постучал толстым пальцем по стеклу в направлении какого-то ветхого домишки, хозяйственной пристройки, в общем - сарая с заколоченной дверью. Юра вспомнил, что как раз там Деляхин и заметил тот чарующий запах. - Да, целый день ощущаю, - отозвался Антон. – Вроде бы что-то медовое, но терпкое. Не пойму. - Медовое, точно, - кивнул Негожин. - Медовый табачок, - машинально сказал Юра и с опаской посмотрел на Негожина и Антона, которые замерли и в свою очередь окинули Юру долгим изучающим взглядом. - Да, табачок, - задумчиво проговорил Негожина. – Чудно как-то. - Я даже покурить захотел, - сказал Антон. – А откуда ты про табачок знаешь? - Да я так, подумал просто, - неуверенно ответил Юра. - Всем кажется, что табачок, - Негожин выхватил из нагрудного кармана дорогой смартфон и бросил: - Мне пора. Антон снова подошёл к окну и пристально уставился на сарай. - Интересно, что внутри? Медовый табачок… Что-то я проголодался. На ненавистной работе даже время перерыва текло медленно, поэтому Юра согласился на меньшее из зол и последовал за сутулой фигурой Антона. Длинный коридор с узкими окошками позволял по достоинству оценить любовь советских архитекторов к чистой геометрии, горделиво попирающей эстетику и эргономику. Здание, что снаружи, что изнутри, выглядело как случайно сгенерированный компьютером лабиринт. Собственник помещения, да и сами арендаторы старались как-то разнообразить интерьер, но все потуги оставались не более убедительными, чем попытки раскрасить могильную плиту. - Длинный коридор, хоть стометровку беги, - в очередной раз сказал Антон. – Надо устраивать здесь соревнования на радиоуправляемых машинах. Это была шутка, но Юра как-то слишком быстро обессилел и не отозвался. - О чем думаешь? – не унимался Антон. - О коридоре. - И что думаешь? - Я думаю, что этот коридор символизирует корпоративную вагину, ведущую в утробу бессознательного. - В смысле? - Это дорога в ад, Антоша. - Если там снова отравят суп, как в прошлом году, то вполне может быть. Действительно, в прошлом году в столовой дюжина сотрудников отравилась, то ли супом, то ли пельменями, после чего страдальцы оккупировали все уборные на обоих этажах и в ближайших забегаловках, несколько дней яростно брызгали слюной и грозились засудить и пустить по миру работодателя, владельцев столовой, офиса и сотрудников Роспотребнадзора. Это событие породило такой резонанс, словно сотрудники получили не пищевое отравление в дешевой столовке, а божественное откровение, о чем надо не только рассказывать всем новичкам, но и неплохо бы запечатлеть в камне, издать книгу, а оставшихся в штате наградить орденом за мужество и крепость духа. Антон, с учетом вечной текучки кадров, относился к старожилам, и, хотя не отравился, но воочию наблюдал невыносимые страдания сослуживцев, что дало толчок его пространным рассуждениям, опубликованным им на двух своих блогах. Помимо описания происшествия, рассказ Антона более чем наполовину состоял из его длинных запутанных сентенций и рекомендаций абстрактному работодателю и работникам общепита, причем детальность и категоричность рекомендаций, а также их противоречивость и максимализм явно свидетельствовали о тех сильных переживаниях, которые охватили Антона в то время. О своих публицистических опытах Антон поведал только жилетке-Юре, который по-джентльменски смеялся над ними наедине с собой, не раскрывая никому этой тайны. По дороге в столовую они неожиданно наткнулись на великого и ужасного генерального директора, выскочившего из кабинета финдиректора. Растерявшись, сотрудники и начальник прошелестели друг другу обычное «здрасьте» и уже было разошлись, как вдруг генеральный директор развернулся и окликнул Антона и Юру. - Ребят, можно на пару слов? Ребята остановились и изобразили на лицах готовность внимательно слушать. Генеральный директор, главный божок местного пантеона, как и многие руководители больших организаций, жил малопонятной остальным жизнью медиума, навеки застрявшего в трансе. Его слова были загадочны, поступки непредсказуемы, а появление – неожиданно и ужасно, так что подчиненным оставалось лишь на свой лад интерпретировать его высказывания и действия. Генеральный директор, как и полагается человеку не от мира сего, черпал сведения и знания у потусторонних сил, расплачиваясь неизбежной стеной недопонимания со своими подчиненными. В силу этого, бремя руководства нерадивыми подчиненными обычно ложилось на заместителей и руководителей отделов. Сам же генеральный директор лишь на время возвращался в отвратительный материальный мир и давал пространные указания, и каковы бы они ни были, компания всё ещё приносила доход, несмотря на чудовищно низкую эффективность труда и довольно спорное качество предоставляемых услуг. Сотрудники побаивались генерального директора и предпочитали все вопросы решать на более низком уровне, встреча с «главным» сулила черную полосу и приступ паранойи. Ведь просто так генеральный директор не покинет своего убежища. Просто так он не попадется вам на пути. Мистический ужас перед генеральным директором передался и Юре на уровне коллективного бессознательного. Было странно видеть его вживую, своего руководителя, кормильца и господина с девяти до шести, человека, который уже давно превратился в идею, дух. В последний раз Юра встретился с ним на собеседовании. Как и полагается российской компании, уверенной, что успех приходит в результате бессмысленных ритуальных копирований западных технологий, прием на работу осуществлялся в ходе многоступенчатой системы собеседований, призванной показать высокий уровень кадровой политики. После нескольких пересказов трудовой книжки, Юра попал на прием к генеральному директору, лысому поджарому мужчине с отстраненным взглядом, причем случилось это в виде исключения, поскольку верховный жрец давно уже не общался с низовыми сотрудниками ни при каких обстоятельствах, чтобы не нарушить негласного соглашения с потусторонним миром. Пока Юра складно рассказывал постную ерунду о предыдущей работе и перспективах на новой, генеральный директор сосредоточенно смотрел в стену, как будто пытался разгадать тайну рун, начертанных у Юры за спиной. Покончив с устным ответом, Юра вопросительно посмотрел на генерального директора, который ещё почти минуту наблюдал за стеной, затем кивнул головой и сказал себе под нос: - Да, да, хорошо. Пускай так. У вас есть mekkis, знаете, что это такое? Нет? Да. Mekkis. Это очень важно. Вы приняты, я сообщу вашему непосредственному начальнику. Это были последние мгновения свободы, когда проводник в мире призраков разговаривал со свободным человеком. Спустя несколько мгновений эта связь увяла и уступила место корпоративной иерархии. - Давайте не будет распространять нелепые слухи, - миролюбиво предложил генеральный директор. - В плане? – спросил Антон. - Не в плане, а в смысле. Я имею в виду как будто бы необычный запах. Мы же практически в лесу находимся, понимаете? Мало ли, чем может пахнуть. Летом, например, пахнет грибами. И хочу добавить – бородатые люди небольшого роста здесь абсолютно не причем. Мы поняли друг друга? Антон открыл рот и попытался уточнить: - Какие… Юра сделал широкий жест рукой и невзначай ударил Антона в живот: - Конечно, нам всё понятно. - Чудно, - заключил генеральный директор. – И ещё – ваше лицо, Гуруваюраппан, мне чрезвычайно приятно, я уверен, что скоро вас ждет повышение. Генеральный директор резко повернулся и удалился в противоположное крыло. Антон скорчил недовольную физиономию и возмущенно спросил: - Что это ты руками размахиваешь? Секретничаешь? - Ты же видишь, у кого-то шарики за ролики заехали, а ты провоцируешь, - пояснил Юра. – Гномики, табачок – сегодня у всех крыша поехала? - Я вообще ничего не знаю про табачок и гномиков, - обиженно заметил Антон. – А вот все – знают. - Кто все? - Ты вот, например. - Ничего я не знаю, - ответил Юра. - Ну конечно, - саркастично сказал Антон. – Между прочим, директор даже твоё имя запомнил, наверняка постоянно общаетесь, может, ты шпионишь за всеми? Ладно, черт с ним со всем, идём есть. Юра и Антон двинулись в сторону столовой, находившейся на первом этаже, откуда мощные запахи учрежденческого общепита разносились по всему зданию и даже за его пределы. Правовой статус столовой был достаточно сомнительным, что компенсировалось низкими ценами и калорийностью пищи. Когда случилось массовое отравление, столовую почти закрыли, но за неё вступились те, кого пищевое отравление обошло стороной - в конце концов, ближайшая дешевая забегаловка находилась в пятистах метрах. * * * Перерыв разделял рабочее время на мучительное длинное утро и мучительный затянувшийся день. Утром следовало свыкнуться с мыслью, что день только начался, а днем – что завтра будет всё то же самое. Проведя трапезу в обществе Антона, Юра с облегчением уединился в своем загончике и принялся трудиться. Он нарисовал атаку мамонтов на стоянку неандертальцев, удовлетворенно откинулся на спинку кресла и решил всё же действительно приступить к работе, по крайней мере, начать что-то делать. Особо спешить не было смысла, во-первых, в плане объемов работы воцарилось затишье с привкусом болота, во-вторых, если бы он сразу выполнил поручение, то ещё полдня пришлось бы демонстрировать занятость или идти с повинной к начальнице и требовать новой работы. При этом ему бы дали не относящееся к его специальности и должности поручение, что вызвало длинную цепь бессмысленных действий, затягивающих Юру вместе с этим поручением в бездну малопонятных деталей и нюансов. Поэтому Юра набросал несколько строк, заскучал и стал постепенно отключаться от окружающего мира. Всё вокруг становилось статичным, однообразным, шум и звуки словно бы зацикливались в сэмпл и безостановочно проигрывались. Юра оказывался в вакууме, внутри поля отчуждения, и пока он находился там, требовалось немало усилий, чтобы восстановить привычное взаимодействие с миром. Ему вспомнился бредовый разговор с каким-то полусумасшедшим пассажиром автобуса. * * * Юра в тот день оказался в незнакомом районе, по делам насущным, и вынужден был воспользоваться наземным транспортом, чтобы сначала добраться до конечной станции метро, и уж потом – до своей станции на другом конце города. Зимний вечер сжимал обитаемое пространство до узких коридоров света, за которыми разливалась безгранично глубокая чернильная синь с мерцающими точками далеких окон и всполохов фонарей. Юре чувствовал, как ночь догоняет его и давит, поэтому он с немалым облегчением уселся в практически пустой, воняющий выхлопами автобус, и поплыл сквозь сумрак. Уже на следующей остановке в автобус вошел странный тип, слабо улыбающийся, в толстых очках и уродливой шапочке. Незнакомец был одет как призрак девяностых и напоминал безработного инженера. Длинные усы и большая потертая сумка на ремне дополняли этот образ. Незнакомец сел напротив Юры, загадочно посмотрел на него и спросил: - Молодой человек, извините, что обращаюсь к вам, хотелось бы узнать… - Да-а? – обреченно протянул Юра. Он понял, что безумие снова ломится к нему, снова какой-то ущербный волшебным образом почувствовал его слабость и вцепился крепкими кривыми ручонками, чтобы присосаться, выпить нервы, душу и исчезнуть, как исчезают дурные сны. - Да, мне вот интересно, как вы думаете, если универсальное средство для решения всех проблем? Вообще всех проблем на свете, к которым причастен человек? В целом. - Вы свидетель Иеговы? – Юра приготовился встать и перейти в конец салона. - Нет, я не свидетель Иеговы. - Ну ладно, - вздохнул Юра. – Так что… Универсальное средство решения всех проблем? - Да. - Ну чёрт его знает, - буркнул Юра, не желая ввязываться в дискуссию с незнакомцем. - Это же просто совсем, - продолжал незнакомец. – Тем более, вам бы это пригодилось, у вас, наверное, много проблем. - Почему вы так решили? –спросил Юра. - На лице написано! Я же вижу! У меня всегда так – чувствую, что на душе у человека. Даже предлагали целителем стать, или кем там, гадалкой. Только такой у меня талант, себе никогда в прибыль не будет, сам я нищий, можно сказать, но вот от таланта никуда не убежишь. Я как зашел, сразу обратил внимание, за вашими глазами видно. - Ну и отлично, - огрызнулся Юра. – Рад за вас. - Не обижайтесь, - миролюбиво предложил незнакомец. – Что вы так сразу в штыки. Я же не в обиду сказал это. Я к чему? Ведь есть же универсальное средство. - А-а-а, ну да, пистолет к виску – и привет. - Ну глупости ведь. Я говорю о воле. - О воле? - О воле. Решение любого вопроса – это концентрация воли, понимаете? Проблемы, с которыми сталкивается человек, лишь на очень маленькую долю вызваны объективными обстоятельствами, которые усиливаются субъективными причинами. Как через лупу. Да и проще оно для человека. - Вы уже проверили теорию на себе? - Нет, со мной уже поздно, я кость, закостенел, - пояснил незнакомец и для убедительности постучал по стеклу. – Понимаете? Я всё понял, всё, но уже поздно, всё, проехали. А вот вы – ещё нет. Немного времени пройдёт – и тоже костью станете, тогда конец. Проблемы останутся, а вы уже кость. - Ясно, - Юра попробовал остановить нелепый разговор, но собеседник не унимался. - И получается, за что бы вы не взялись, воля сразу проявляется, вернее – дефицит воли. В этом отношении самая мощная концентрация воли – это осознанное самоубийство для достижения цели, явно превышающей по своей цене целую жизнь человека. - Камикадзе, - ляпнул Юра. - Не совсем… - А вы говорите – пистолет к виску это глупость. - Просто так к виску – конечно глупость, это же бегство, где тут решение проблем? А я говорю о концентрации!.. Юра раздраженно возразил: - Так это получается, что ради каких-то целей необходима такая концентрация воли, что значимость цели, снизившаяся за счет неблагоприятных последствий концентрации, падает до уровня, когда она уже теряет всякий смысл. А если вы предполагаете такой уровень концентрации воли, при которой степень неблагоприятных последствий не влиял бы существенно на значимость цели, то тогда разумнее изыскать иные пути, благо что помимо воли человек ещё наделен и интеллектом, так что совершенно необязательно биться время от времени головой об стену, если её можно обойти, пусть хотя бы и битье головой о стену выглядит для вас предпочтительнее. Незнакомец остолбенело уставился на Юру: - Не-е-е-т, вы меня не поняли. Причем здесь битье головой об стену? - Вредно для мозгов. - Стоп-стоп. Но как может падать значимость цели, если, собственно, затраты ничего из себя не представляют? Какие ещё неблагоприятные последствия? - Да такие. По-вашему выходит, что концентрация воли – это побольше воздуха набрать в грудь и щёки надуть, но ведь концентрация воли – это не только необходимость оторвать зад от стула, иначе всё было бы просто как яйцо, это ещё и готовность претерпеть неблагоприятные последствия взаимодействия с предполагаемой целью, но зачем взаимодействовать с целью так, что для этого понадобится концентрация воли? Это только у вас воля выступает в качестве какого-то безграничного источника энергии, даже идиоту понятно, что воля вполне себе исчерпаемый ресурс, который вы хотите использовать для каждого чиха, а между я замечу, что если сама проблема или цель требуют от вас концентрации воли, то это характеризует вас как полного дебила, поскольку, возвращаясь к моему предыдущему тезису, человеку дан разум, который позволяет выстраивать наиболее оптимальные и эффективные пути к цели без всякого ненужного героизма и разрывания тельняшки на груди, что вы так настырно предлагаете, да и потом, сама проблема может быть проблемой для человека только в представлении окружающих, для которых решения этой проблемы не вызвало бы неблагоприятных последствий, в том числе в виде исчерпания воли, а для конкретного человека проблема и вовсе не проблема, а вопрос, который он, в первую очередь, постарается решить наименее затратным во всех отношениях, а значит – более эффективным способом, чем натужным кряхтением с единственной мыслью в голове о том, что он, дескать, концентрирует волю. Так что вы свою теорию додумайте, а я сяду в конец салона и буду молиться за мир в Афганистане, Аллах акбар! Юра действительно вскочил и почти убежал назад, но незнакомец остался там же, не решившись поддерживать спор и дальше. Он всё так и сидел, рассеяно уставившись вдаль, уже не улыбаясь. Теперь Юре почему-то стало жалко этого шизофреника, но ведь он был неправ, совершенно! * * * - Алё, дятел! Деляхин хлопнул Юру по плечу: - Ты чего завис? - А? – очнулся Юра. Деляхин выглядел возбужденным и деловитым. От него разило джин-тоником и мятными конфетами. - Пошли домой, тормоз. - Так ещё четыре часа. - Ты в столовке был? - Был. - Ну и всё, - сказал Деляхин. – Пятнадцать человек отравилось какой-то жратвой, домой отпустили, сделай лицо погрустнее и пошли. - Чем отравились? - Тебе не всё равно? Антоша ещё блюет, говорит, что это суп или пельмени, типа в прошлый раз так же было. А ты чего не блюешь? Брезгуешь пельменями и супом? - Бог не велит, я чайку попил. - Ага, с пельменями. Дуй к своей начальнице и пошли. Я уже отпросился у нашего долдона, он рукой махнул, дескать, какие вопросы. Ну а чего, я полдня по городу мотался, могу я как белый человек домой свалить? Юра подумал, вернее, попытался подумать, и машинально направился к кабинету Ларисы Владимировны и постучался. - Да-да, войдите. Лариса Владимировна настороженно рассматривала Юру, как будто у него был нож. Она машинально сцепила руки, то сжимая, то разжимая пальцы. - Юрий, что-то случилось? - Я по поводу столовой… - Ах да, отравление… Как это ужасно, уже второй раз… Вы ели там? - Да, ел, но… - Конечно, идите домой, Юрий. - Мне… - Ничего не говорите, Юрий. Лариса Владимировна медленно встала и словно по воздуху приблизилась к застывшему Юре. - Ты иди домой, сладкий, отдохни, да? - Ага, - проблеял Юра. - И самое главное – обо всё молчок. Да? - Ага. - Ну давай, давай. Лариса Владимировна поцеловала его в щеку и вытолкала из кабинета, но Юра понял это только через несколько секунд. Поднявшаяся в офисе суматоха ещё больше сбивала с толку. Ожившие сотрудники с возбужденно-настороженными лицами носились от одной компании шушукающихся к другой, порой, словно призраки, мелькали пострадавшие – по-мертвецки бледные, с потухшим взглядом, держа руки на предательском животе. То и дело раздавались телефонные звонки, звучали призывы составить и подписать жалобу, петицию, заявление в карающие органы, угрозы уволиться и стащить что-нибудь ценное. Если бы это не был офис российской компании, посторонний наблюдать мог предположить, что фирма только что получила огромный заказ от солидного клиента. Юра забрал свои вещи, оделся и спустился вниз, где его уже ожидал Деляхин с банкой какого-то коктейля. - В честь окончания рабочего дня, - пояснил он. На парковке царило такое же, как и в офисе, оживление. Сотрудники лихорадочно заводили автомобили и пытались разом выехать в узкую кишку, ведущую прочь из этого медвежьего угла. - Лучше бы они так работали, - проворчал Деляхин, наблюдая, как едва не столкнулись две машины. - Офисный планктон. - А ты не офисный планктон? – спросил Юра. - Неа. Я слишком асоциальный, бухаю на работе, опаздываю, матом ругаюсь при детях и беременных. Максимум – офисный краб. Заберусь в раковину и жду, пока от меня отвалят и домой отпустят. А дом – то на мне! – неожиданно заключил Деляхин и сделал большой глоток. Смесь разных спиртных напитков делало его чересчур задумчивым для своих возможностей. - В раковинах моллюски, - поправил Юра. - Да какая разница, под пиво одинаково хорошо идут, - весело парировал Деляхин и предложил: - Может, пойдём уже? Меня блевать тянет от этого места. - Пельмени часом не ел? - Да я по дороге поел. Купил собачатины у хачей – дешево и сытно. - Не у хачей, а у корейцев. Это они собак едят, - снова поправил Юра. - Корейцы их готовят и едят, а хачи готовят и продают. Чувствуешь разницу? - Убедил, - сдался Юра. – И вправду, пошли уже. Деляхин и Юра бодрым шагом направились к метро, на этот раз – при дневном свете. Через сто метром едва заметный запах, преследовавший Юру с утра, вновь усилился. На ум не приходило ничего другого, кроме медового табачка, бережно охраняемого маленькими гномиками. Да и что же могло так странно и чарующе пахнуть? Терпкий, крепковатый медовый запах, сладкий, щекочущий, его хотелось вдохнуть, а потом снова, и ещё, и ещё, а лучше – набить трубку и закурить, чтобы горячий дым со вкусом меда и послевкусием осеннего леса клубился внутри легких и приятно вырывался из ноздрей. Из окна офиса было ясно видно, что в этом районе нет ничего, кроме того странного заколоченного сарая. Выходило, что там и находился источник запаха. - Помнишь, утром такой медовый запах был? – спросил Юра. - Запах? А, да, точно. - До сих пор думаю – что это было? - Ну пошли посмотрим, - просто предложил Деляхин и огляделся. – Через забор перелезть? Спрыгнешь – а там собака… Не вариант. Давай обойдём забор со стороны офиса, наверняка где-то есть ворота или калитка. Юра с энтузиазмом кивнул головой и побежал за Деляхиным, который неожиданно легко сорвался с места, словно только и ждал, когда ему предложат разгадать тайну запаха. Они вернулись к офису и свернули налево, на узкую, едва видную тропинку вдоль забора. Тропинка вела дальше, в парк, через пятьдесят метров она снова поворачивала следом за забором налево и пролегала уже под раскинувшимися черными ветвями лип. В воздухе витала необычная смесь из запахов леса и медового табачка, такая удивительная и непонятная, что всё происходящее напоминало сон. Как будто не было ни работы, ни офиса, ни Гостевого, ни Антона, ни города, ни самого Юры, а только этот островок другой реальности. Наконец, Деляхин махнул рукой вперед и ускорил бег. Юра рывком нагнал его и остановился у широких железных ворот. - Интересно, там есть кто-нибудь? – опасливо поинтересовался Юра. - Сейчас узнаем, - сказал Деляхин и пнул ногой ворота. Ворота легко поддались удару и без всякого скрипа, плавно и легко открылись. Юра вновь увидел низенький заброшенный сарай, и было заметно, что сарай находился в таком состоянии уже очень давно. - Да тут нет никого, - заметил Юра. – Сюда, видимо, уже лет двадцать не заглядывали. Деляхин пожал плечами, показывая, что свою часть работы он выполнил, отыскав ворота и сарай, а уж Юра волен делать всё, что ему заблагорассудится. И вообще, не всё же ему одному делать. - Ладно, проверим, - сказал Юра и медленно подошел к двери сарая. – Есть здесь кто-нибудь? - Никого нет! – глухо пропищал тоненький голосок из-за двери. Юра вздрогнул и вопросительно посмотрел на Деляхина. Деляхин снова пожал плечами. - А с кем я разговариваю тогда? – спросил Юра. - Ни с кем. Юра усмехнулся: - Ну, тогда я войду внутрь? Голосок истошно и немного кокетливо завизжал: - Ой не надо, я же голенький! - Голенький? – успел только удивиться Юра и стал медленно заваливаться на бок. Неожиданно, плавно и быстро возникло ощущение, настолько же реальное, как и невероятное. Юра затылком почувствовал, как некая колоссальная, но безвредная сила отрезала его от окружающего мира, будто он вошел с мороза в вестибюль метро. Эта сила захлопнула Юру внутри невидимого периметра и дала какое-то скрытое шестое чувство, которое позволяло полностью понять устройство и суть происходящего. - Ого, - протяжно сказал Юра и замер в ожидании. За спиной бушевали стремительные теплые вихри, бесшумные и упругие, они связывали намертво стену и выкачивали что-то из периметра. Новое чувство обострилось до предела, Юре казалось, что он может видеть любой предмет со всех сторон, не меняя точки наблюдения. Тишина стала объемной, она плескалась и расплывалась по земле, едва заметно звенела и приятно заполняла уши. Юра в изумлении поднял руки и понял, что этими руками он может делать всё, что угодно. Его руки не заканчивались пальцами, они мягко переходили в некого рода пламя, медленно переливающееся всеми цветами радуги и устремляющееся вверх. Юра видел свои ладони со всех сторон сразу и думал, что сейчас он может легко раздвинуть полотно мира и бесконечно падать внутрь нутра, чтобы затем оказаться на изнанке реальности. - Ого, - повторил Юра. Не поворачивая головы, он заметил Деляхина, который рассматривал банку с коктейлем и тихо матерился. Юра засмеялся, когда тоже посмотрел на банку, она была такой простой и красивой, со всех сторон, и все эти стороны он видел тоже сразу. Банка светилась звуками и излучала геометрическое совершенство, доставляющее райское блаженство. Деляхин заторможено вытянул дымящуюся радугой руку и вылил содержимое банки на землю. Сверкающая первозданной чистотой жидкость неспешно разлеталась во все стороны, образуя свой маленький мир. Юра, открыв рот, наблюдал за всеми каплями сразу. Каждая капля звенела по-особенному, а все вместе они создавали наипрекраснейший на свете перезвон. Деляхин улыбался с совершенно безумным видом и продолжал материться. Юра вдруг понял, что Вселенная представляет собой завернутый внутрь себя додекаэдр с четырьмя исходящими лучами золотистого цвета, с точкой пересечения чуть выше головы. Ещё Юра понял, насколько его жизнь была нелепой, насколько мелочной. Ему тотчас захотелось начать всё сначала. Самое главное – это сидеть под четырьмя лучами и наблюдать за падающими каплями, которые никогда не перестанут падать, ведь мир можно перевернуть с ног на голову, и тогда точка пересечения сместиться вниз, а капли снова будут падать и божественно звенеть. Мир постепенно замедлялся до предела, горящие ладони застывали, свет слабел и уступал место темнеющей желтизне, которая успокаивала и давила на всё тело. Юра неспешно улегся на теплую землю, видя, что Деляхин делает точно так же. Гудящая энергия кружила вокруг и наполняла Юру ощущением незыблемой бесконечной почвы, исторгающей из себя жизнь. Затем всё померкло. * * * - Покури! Юра открыл глаза и увидел перед лицом чью-то руку с дымящейся трубкой. Трубка была глиняной, огромного размера и удобной ручкой для держания. - Даже ручка есть! – глупо заметил Юра и, словно пытаясь искупить вину за сказанное, энергично затянулся. Юра не видел ничего, кроме трубки, всё вокруг расплывалось, но так успокаивающе, что даже и не хотелось, чтобы мир вновь становился чётким. - Ну как? - Отлично, - ответил Юра. И правда, было просто отлично. Сверхощущения пропали, но зато на душе было спокойно и хорошо, все тревоги и проблемы остались где-то там, куда дороги теперь нет. - Отлично, - повторил Юра. Чьи-то руки взяли у него трубку и взамен протянули трубку ещё больших размеров с двумя ручками. Юра ловко ухватился за них и со всей силы затянулся. В голове стало пусто и просто, горячий дым выветрил из головы бардак и хлам. - Отлично, отлично, - бормотал Юра. - Отлично? - Отлично! Так можно было просидеть хоть всю вечность. Юра, наверное, так бы и просидел, но четкость начала возвращаться, трубка постепенно уменьшалась в размерах, сначала она поместилась в одну руку, затем уменьшилась до размеров сигаретной пачки, а вскоре и вовсе исчезла. - Куда это она? – спросил Юра. - Отдохнуть. - А-а-а, - понял Юра и встал. Первым, что смог разглядеть Юра, была пустынная улица знакомого города. Стояла золотая осень, и уставшая листва кружилась на ветру, красиво застилая тротуары, проезжую часть, скамейки и закрытые ларьки. Яркое белое солнце приветливо вставало над городом в ясном приветливом небе. Где-то вдалеке слышалась музыка, неразборчивая, но призывная. Было очевидно, что идти надо туда. Юра тотчас отправился вслед за музыкой. Он вдруг догадался и, нагнувшись, схватил охапку листьев. Всё так просто и логично! Юра принялся жевать листья, а музыка звучала всё громче и громче. Послей третьей охапки листьев, которые по вкусу были как медовый табачок, Юра понял, что музыка играет на соседней улице. Он чувствовал в воздухе весеннюю свежесть, несмотря на другое время года, и это наполняло его тихой радость. Если весна – то уж лучше точно не может быть, но каждый раз оказывается всё лучше и лучше, это просто невероятно! И действительно – желтые листья окончательно улеглись на земле, оголив черные довольные ветви, и деревья, непонятно когда успевшие покрыться снегом, в одно мгновенье уже радостно зеленели. Рядом журчал весенний ручеек, как же здорово, что в совершенно пустом чудесном городе уже весна и шумит-пыхтит юный ручеек! Юра, довольный в наивысшей степени, подпрыгивая, спешил к источнику мысли, не переставая жевать вкусные листья. В окне двухэтажного дома показалась симпатичная девушка, которая помахала рукой Юре. Юра в ответ показал на листья, словно говоря «это всё листья!». Девушка закивала головой и скрылась из виду. Свернув в какой-то узкий проход, Юра оказался у небольшого здания, напоминающего типовую школу пятидесятых годов. Парадный вход был закрыт, зато чуть поодаль кто-то предусмотрительно оставил приоткрытой синюю металлическую дверь. Даже дурак бы понял, что следует войти через эту необычную, завораживающую синюю дверь, и тогда произойдёт нечто потрясающее. Юра уверенно толкнул дверь и обнаружил целую толпу гномиков, устроивших веселый праздник в актовом зале. Одни гномики играли на инструментах, другие танцевали, а третьи и вовсе смеялись, хотя, вроде бы, ничего особо смешного вокруг не наблюдалось. В центре зала стояла новогодняя елка, которая очень кстати пришлась к зимнему вечеру за окнами. Снег за окнами смотрелся чудесно. Очень вовремя настала зима, наконец-то догадались менять времена года не четыре раза в год, а как заблагорассудится. Кто-то посоветовал Юре непременно покурить медового табачку, прежде чем пускаться в пляс с остальными гномами, но Юра возразил, что он лучше бы сыграл на чем-нибудь, поскольку смена музыкальных инструментов хорошо влияет на него. Гном с лицом безобидного счастливого пенсионера дал Юре самокрутку и гитару с семью золотистыми струнами. Все присутствующее в зале прекратили своё буйное веселье и доброжелательно стали наблюдать за игрой Юры. - Я теперь играю гораздо лучше, - предупредил Юра и сыграл непередаваемо гениальную композицию, и все вокруг хлопали и кричали «Браво!», а тот же гном протянул ещё одну самокрутку и подвел к девушке, что махала рукой из окна. - Давайте танцевать, - предложил Юра. И вот все гномики вместе с Юрой и девушкой пустились в пляс под незнакомую песню, где пелось про бесконечный океан, волны и прибой. Где-то рядом шумел Деляхин, кружившийся в хороводе с гномиками, и ещё кто-то заказал пиццу, а по воздуху летали гирлянды и конфетти из хлопушек. - Вот это песня! – орал Юра, крепко сжимая за локти девушку. Деляхин высоко вскидывал ноги, махал обеими руками, в то время как гномики, держась за его бока, раскручивали какой-то невероятной широкий и быстрый хоровод, в котором вскоре оказались все присутствующие. При этом нисколько не чувствовалась усталость, и не кружилась голова, только неистощимая энергия плескалась во всем теле, во всем зале. Расставшись с девушкой, Юра скакал по залу, обнимал и всех и орал, что это потрясающая песня, и потрясающий праздник. Все кивали ему в ответ, протягивали самокрутки с медовым табачком и возвращались в хоровод. - Охуенно! – визжал Деляхин, бросаясь прямо в толпу гномиков, а те только смеялись и ставили его обратно на ноги. - Ух ты! – соглашался Юра и, отыскав свою девушку, вновь танцевал, одновременно участвуя в хороводе. – Как весело! Это потрясающе! Где-то ещё в темноте, куда не попадал свет, сидели зрители и хлопали, Юра понял, что он на самом деле участвует в спектакле, и этот спектакль вышел на славу, произвел фурор и имел успех. - На бис! – кричали с задних рядов, и вот уже Юра играл на гитаре, а хор гномиков подпевал что-то протяжно-величественное, словно за спиной нарастала гигантская волна, и это воодушевляло до такого предела, что хотелось взлететь в небо и превратиться в луч чистой энергии от приветливой Земли до изначальной, первой звезды в центре Вселенной. А затем он увидел Гостевого. Гостевой, не обращая ни малейшего внимания на радостный праздник, незаметно собирал все валяющиеся самокрутки и охапки листьев в большой желтый пакет. Его лицо, самоуверенное, наглое и враждебное, белым гнилостным пятном мелькало в полутемном зале, и Юра отлично видел, как за Гостевым следует волна мрака, в которой тонут зрители и гномики. - Он табачок крадет! – кто-то задергал Юру за брюки и повторил: - Крадет табачок! Нужно его остановить! - Табачок крадет! – догадался Юра и почувствовал, как внутри закипает устрашающая и несокрушимая жажда мести. Руки и ноги налились свинцом, воздуха не хватало, чтобы обеспечить всё возмущенное до предела тело кислородом, нутро походило на ядерный реактор, готовый взорваться. - Сволочь, - сказал Юра. – Дайте мне топор, я убью сволочь. Ему услужливо протянули замечательный плотницкий топорик, и вот уже Юра бежит по улице за Гостевым, пытающимся скрыться. Юра знал, что он догонит Гостевого, но он не спешил и наслаждался той силой, что толкала его вперед и наделяла чудовищной мощью. Гостевой споткнулся и упал на асфальт, желтый пакет отлетел в сторону и рассыпал содержимое. Рядом неожиданно возник Деляхин с таким же топором и легко и изящно ударил им по ноге Гостевого. - Сволочь! – закричал Деляхин и ударил снова. Кровь всех оттенков красного разлилась по серому асфальту, вызывая желание бить ещё и ещё, пока этот мерзавец не превратиться в кусок изрубленного мяса. Юра замахнулся и ударил топором по руке, которая безжизненно повисла на каких-то нитках и коже. Хотелось бить ещё, и Юра бил, чередуя удары с Деляхиным. Пижонская рубашка Гостевого превращалась в окровавленные лоскуты, штаны темнели и разлетались в клочья. Это была обратная сторона радости, радость настигшего жертву охотника, радость убивать, радость причинять страдание, радость проявлять жестокость и насилие. В груди распирало от проснувшейся темной стороны, такой ненасытной и жадной. Нескоро Юра понял, что Гостевой мертв. Нечто напоминающее человека, черно-красное с вкраплениями фиолетового и серого, лежало на дороге весеннего города, как будто бы символизируя завершение всех важных дел перед началом новой жизни. Юра старательно оттер травой рукоятку топора, лезвие, затем бросил в мокрую траву и повалял топор ногой. Деляхин практично вытер своё оружие лохмотьями Гостевого и тоже бросил топор в траву. - Вот и всё, - умиротворенно сказал Деляхин, и город вокруг начал распадаться на отдельные фрагменты, сквозь которые прорывался белый свет. Юра вертел головой, пытаясь удержать этот мир, но он как сахар растворялся в бесцветных лучах и стремительно таял. * * * Деляхин что-то энергично копал. По-молодецки выгребая огромные комья земли, он так же лихо подбрасывал их на растущую горку рядом. Иногда он на секунду останавливался, утирал пот, сплевывал и снова принимался за работу. Всё это Деляхин проделывал так умело и приятно, что можно было залюбоваться. Его куртка валялась рядом, в листьях, но рубашка, не смотря на холодную погоду, уже покрылась крупными темными пятнами. Юра, только очнувшись, тут же машинально встал и, покачиваясь, сделал несколько шагов, чтобы прийти в себя. Было неуютно и тоскливо. Казалось, что он заснул после тяжелого рабочего дня, но так и не выспался. Ладони обеих рук были в покрасневших волдырях. Судя по всему, он и Деляхин находились в парке, за забором, что огораживал тот самый сарайчик с медовым табачком. Вечерело, осенний сумрак крался из-за деревьев, и ковер опавших листьев затлел мягкой желтизной в последних лучах солнца. - А, очнулся, - заметил Деляхин. – Бери лопату. - Зачем? - Затем. Я один, что ли, должен копать? Отгоняя недоброе предчувствие, Юра взял вторую лопату, воткнутую в землю у забора, и вопросительно уставился на Деляхина. - Чего смотришь? Надо расширить яму, а то не влезет. - Чего не влезет? Деляхин, не ответив, подхватил внушительный пласт грунта и с уханьем бросил его на горку. - Чего не влезет-то? – повторил вопрос Юра, застыв с лопатой в руках. - Да вот же! Деляхин кивком головы указал на четыре больших пакета, лежащих в темной жиже. Рядом валялись разобранные топоры и какие-то тряпки, такого же темного цвета. Юра, не говоря ни слова, принялся расширять яму.
Интересно, зачем автор написал этот рассказ и какой смысл в него вкладывал? Какое-то странное впечатление от прочитанного: написано всё, как-то, неровно, с орфографическими ошибками, которых не сказать, что много, но заметно, иногда путаются персонажи: то Лариса Дмитриевна, то Лариса Владимировна. Создаётся впечатление, что как будто автор копирует чью-то чужую литературную манеру. В общем, текст читать тяжело и смысл прочитанного непонятен.
