КОСМОНАВТ Павильон медленно пустел. Разрозненные посетители неторопливо стекались к выходу сквозь рамки металлоискателей, напоминавших музейные экспонаты. За мутноватыми стеклянными дверьми посетителей поджидали осенний сумрак и ветер, шепотом срывающийся с полуголых крон деревьев. Космические корабли, спутники, ракетные двигатели, системы жизнеобеспечения и скафандры, словно брошенные в песочнице игрушки, замирали. До закрытия оставалось всего десять минут, и настойчивый женский голос уже четыре раза предложил свалить вон – на русском, английском и французском языках. Уходи! Go away! Pars! Нужно было поскорее выпроводить всех наружу, всех этих зевак и скучающих обывателей, проверить каждый уголок, собрать забытые вещи и закрыть двери. Вова с удовлетворением наблюдал, как посетители проскакивают через металлоискатели. Меньше всего ему хотелось бродить по огромному павильону в поисках зазевавшихся любителей космоса. К мечтателям Вова всегда подкрадывался сбоку: - Павильон закрывается! Прошу на выход! А ему в ответ испуганно-примирительно лепетали: - А?.. О, сейчас-сейчас. Сейчас, иду. Сейчас. Как же, «сейчас»! Билет стоил так дорого! Следовало по-хозяйски выжать из него всё до капельки, обойти все экспонаты, полазить на первом и втором этажах, запрокинуть голову и с открытым ртом уставиться на дурацкий спутник, подвешенный к куполу. А тебя тут гонят. Неприятно! Нет, надо до последнего рубля отгулять дорогой билет, восхититься драгоценной и сложной техникой, на которую горбатилась вся страна. Иногда Вова представлял, как лопались тросы, и спутник вперемешку с осколками купола обрушивался на толпу посетителей. Визг, крики, кровь, паника, скандал! Приезжают «скорая», МЧС, полиция, администрация, репортеры! И потом, на десерт, безумные заголовки: «СМЕРТЬ С НЕБЕС» «СМЕРТЕЛЬНЫЙ СПУТНИК» «КОСМОС ОБРУШИЛСЯ НА ЛЮДЕЙ» «ТРАГЕДИЯ В КОСМОСЕ» «ЖЕСТОКИЕ ЗДЕЗДЫ». Великолепно! Прекрасно! Чудесно! И интервью с общительным охранником. Тысячи журналистов еще несколько дней будут упражняться в мастерстве заголовков, теряя остатки человеческого облика и самоуважения. Ну а посетители? Конечно, Вова их немного жалел, но только чуть-чуть. И только каких-нибудь работяг, которые по семейному долгу решили разнообразить привычный вечер походом в музейный павильон. Типа самодисциплины. Вместо пива и матча с «Барсой». А остальных и не жалко. - Бараны, - раздражался Вова. – Ходят и ходят тут… Давно бы уже дома сидели. Подумаешь, «космос»… Это же всё бутафория! В зоопарке хоть животные настоящие, а тут? Больше всего Вове нравились будни, особенно в начале недели. Людей приходило немного, и в павильоне царило подобающее музею спокойствие и тишина. Никаких орущих детей, гогочущих компаний, интеллигентных парочек - чистеньких очкастых пареньков и непозволительно красивых девушек. В будни никто не пытался залезть на ракету, повисеть на крыле или хвостовом руле, никто не бегал и не дергал скафандр за рукав. Вова был уверен, что его взгляд на музей логичен. Музеи всегда создавали для того, чтобы сохранить память, увековечить какое-то событие или эпоху. Посетители при этом никакого отношения к музею не имели, никак в его создании не участвовали, да и вообще могли не знать о нём. Есть музей – и это самое главное, значит, дело сделано. Ну а деньги? Деньги всегда найдутся, особенно в жирной Москве. Один какой-нибудь салют на Девятое мая стоил, как бюджет павильона на полгода. Что касается космоса, так он и вовсе никакого музея не заслуживал. Ничего интересного там не наблюдалось, никаких колоний и внеземных цивилизаций, как описывали лживые фантасты. В туманности Андромеды скопилась невероятная очередь к офисному кулеру! Альфа-Центавра, прием, голяновское быдло уже готово вылетать на крейсере «Sparco». Кубаноиды вырастили небывалый урожай помидоров на Венере! На Луне открылся гей-клуб «Три Киркорова»! Солнце умирает? Так оно всех здесь переживёт. Черные дыры? Ипотека в Москве – вот это черная дыра! Колония на Марсе? Так вон, совершенно пустая Псковская область, может, даже безлюднее, чем Марс... Всё наврали, пустобрёхи! Да и кому нужно размякать в невесомости под губительными лучами, когда скоро начнется полноценная робототехническая революция? Будут роботы-любовницы. Роботы-врачи. Роботы-прислуга. И роботы-охранники. Тут Вова падал навзничь со своей хромой лошадки фантазии и грустнел, размышляя о том, куда будущее пристроит охранников, составлявших в России отдельное сословие. Ведь охранники были везде. Охранники стояли в магазинах, в кинотеатрах, в присутственных местах, в бизнес-центрах, поездах. Охранников было так много, будто вся страна превратилась в один гигантский торговый центр, кишащий цыганами и шоплифтерами. И весь рабочий класс выродился в терракотовую армию сторожей, одинаковых и беспомощных. Страна кишела охранниками, спасавшими статистику от безработицы. Ну а что поделать-то? Ведь куда человеку податься после армии? Куда деться обычному мужчине без образования? Выбор был небольшим – пойти в услужение, причем исключительно физическое. Стать биомеханическим погрузчиком или тошнить в пробках по Москве, развозя собачий корм. А в охранниках пока еще нуждались. Да и график был удобный. Особенно для того, чтобы спиваться. Один день наблюдаешь за жизнью нормальных людей, два дня сосешь «Хортиця» и смотришь русский «ютуб», страшный и бесконечный, как онкология. Работа в павильоне казалась отличным вариантом. Публика в музеях и на выставках, несмотря ни на что, выгодно отличалась от публики в кинотеатрах. Еще лучше работалось в каком-нибудь бизнес-центре, но там вместо мягкой униформы требовалось носить неудобный покупной костюм с галстуком-удавкой и туфлями… И там были красивые секретарши, на которых бы он облизывался круглые сутки… Да только им охранник никогда бы не пришелся по вкусу. Смешно получалось! Для секретарши социальный лифт всегда оставался открытым, пусть даже работал такой лифт исключительно на силе эрекции, а для охранника не было даже приставной лестницы. Сиди, геморрой насиживай, вояка… Под эти невеселые раздумья Вова натолкнулся на какого-то мужчину, задумчиво изучавшего описание ракеты-носителя. - Пять минут осталось. Прошу покинуть павильон, - пробурчал Вова. Мужчина развернулся и торжествующей поднял палец вверх. - А-а-а! Пять минут всё же осталось. Тогда позвольте я проведу их без вас, уважаемый. Вова обреченно вздохнул. Всё было понятно. Ему попался занудный очкарик, который станет изводить его правами, законами, потом непременно упомянет адвоката, жалобу администрации, прокуратуру, знакомых журналистов, ДОСААФ. В общем, мразь. Тем не менее, очкарик не стал мучить Вову, а в самом деле вернулся к описанию ракеты-носителя. Выглядел он заурядно, но выбивающимся из моды лет на тридцать. В таких шляпах и пальто раньше ходили Джохар Дудаев и интеллигентные небедные пенсионеры. Только было это во времена раннего детства Вовы. И очки у незнакомца, роговые и большие, казались совсем старыми. Будто очкарик до этого побывал в другом музее, музее моды, и стащил оттуда и плащ, и шляпу, и очки, и щетку усов цвета табачного пепла. Вова набрался храбрости и сказал: - В восемь павильон закрывается. То есть, вы должны выйти отсюда до восьми. Вам как раз идти до выхода пять минут. - Во-первых, я очень быстро хожу, - противно возразил очкарик. – Очень!.. Во-вторых, вы тратите моё время. Придется задержаться здесь еще на одну минуту. - Ну вы что, хотите, чтобы я вас за руку вывел? - Что за глупости? Я хочу, чтобы вы отошли от меня. - Приходите завтра! Вова закипал. Как назло, ему выпал неудачный день – против всех правил его оставили на дежурстве одного. Так что единственными, кого он мог позвать на помощь, были охранники парка. Но те едва ли захотели бы вмешиваться в конфликт — это выходило за пределы их полномочий. Еще оставалась полиция, но вызывать их Вова стыдился. В конце концов, он был взрослым человеком. Даже в армии служил. Ну ладно, не в армии, а в МЧС. Но всё же… Если бы дед помер, другое дело, тут вопрос уже вне его компетенции. Мертвые – не посетители и не нарушители. А дед помирать не собирался, а, наоборот, увлеченно читал описание соседней ракеты. - Три минуты осталось. - Не три, а пять. Две вы у меня отняли своими придирками. - Хорошо! – злорадно сказал Вова. – Пусть с этим разбирается полиция. Наклонившийся к соплу ракеты дед мельком глянул на Вову и поинтересовался: - И что же сделает полиция? - Выведет вас отсюда! - То есть сделает то же самое, что я собирался и сам проделать с собою, только через пять минут? - Уже без двух минут восемь! Музей закрыт! Закрылся! Вы должны выйти отсюда! – повышая голос, запричитал Вова. – Вы тут один остались, я из-за вас не могу закрыть двери! Дед выпрямился. - Почему вы кричите? Мы с вами не знакомы. - Потому что вы не уходите! - Перестаньте кричать. Как вас зовут? - Владимир, - с вызовом ответил Вова. - А по батюшке? - Сергеевич. - Чудесно, - просиял дед и едва заметно кивнул головой. – А меня зовут… Меня зовут… Хм-м-м… Тоже Владимир Сергеевич. - Чт-о? Вова тяжело задышал. Такого фрукта ему не приходилось встречать. Это был или сумасшедший, или подонок экстра-класса, собиравшийся за полную стоимость билета не только облазить все ракеты в павильоне, но и довести охранника до ручки. С таким и полиция не поможет, он ведь на пол упадёт, начнет пену пускать, верещать… Может даже и в штаны наделать ради полного преображения. Видать, целый месяц готовился, чтобы оттянуться. - Вас зовут Владимир Сергеевич? – тупо переспросил Вова. - Ну да. Прямо как вас. Можно я теперь воспользуюсь своим правом и… - Нельзя! Всё! Уже восемь вечера! Дед удивленно оттянул рукав пальто и уставился на часы. - М-м-м, в самом деле. Значит, музей закрылся? - Да! Музей закрылся! – возбужденно ответил Вова. - Но если музей закрылся, то попасть в него нельзя? - В смысле? Нельзя, конечно. - Если двери закрыты, то нельзя попасть внутрь, и нельзя выйти? - Нет! – запротестовал Вова. – Как раз выйти можно! Что вы за чушь несете?! - Значит, музей не закрыт? – не отставал дед. - Закрыт! Закрыт! Открыт только на выход! - Так работают только эвакуационные проходы. Вова запнулся. Конечно, дед был неправ, ничего необычного в дверях, открывающихся только для запоздавших посетителей нет. Просто следовало заткнуть уши, взять за локоть и проводить к выходу. Это была игра в слова, а вот как до дела бы дошло, то очкарик этот немедленно прекратил бы валять дурака. Заныл бы, мол, больно локотку!.. Между тем, дед перешёл к соседней ракете. - Всё! Музей закрыт! Идите к выходу! - Вы отняли у меня массу времени, отстаньте от меня на пять минут. Больше всего Вова хотел как следует избить очкарика, без всякого уважения к старости, ветеранам войны, образованию, происхождению, национальности, наконец, без какой-либо связи с тяжестью проступка. Работа охранником не требовала каких-то чрезмерных усилий, особенно в музеях, но и приятного в ней было не так уж много. Всех денег-то – на жилье, еду, да какую-то ерунду, и то копить и копить. И что получается? Жизнь проходит, что уж!.. Так нет, надо, чтобы проходила вот в возне с такими уродами, как будто мало ежедневного унижения!.. А как на него женщины смотрели!.. Как на предмет! Но Вова не зря слыл хитрым. Жилка хитрая билась в башке, житейская хитринка, так сказать. Иногда лучше не в лоб, иногда лучше в обход. Уступи лужу с дерьмом другому. - Хорошо, - неожиданно предложил Вова. – Отворачиваюсь на пять минут, а потом провожу вас к выходу. - Сразу бы так! – искренне воскликнул дед. – Теперь, прошу, не мешайте мне. Оставалось-то всего ничего, а вы как начали!.. Вова хотел рассказать очкарику что-то очень важное про его маму, но осекся. Следовало держаться принятого плана. Достав мобильный, он развернулся к выходу, представляя, как чёртов дед наконец-то отправится домой, а Вова закроет павильон, дождется сменщика в полночь и уедет спать. Спать, а потом наслаждаться двумя тупыми днями, полными донной безмятежности. Отсчитав ровно пять минут, Вова посмотрел на ракеты-носители, как-то по-особенному нелепые в пустом павильоне, словно старые, никому не нужные декорации. В конце концов, и сам космос для подавляющей части населения планеты был ненужной декорацией. И макет космической ракеты был уже абстракцией второй степени. Не был только абстракцией вредный очкарик. - С-сука! – прошипел Вова. – Ты где?! Против всяких правил дед стал играть в прятки без отсчета времени, просто испарился. Интересно, как он так бесшумно отполз? Какой-нибудь бывший спецназовец что ли? Афган, Альфа? Суперниндзя из ГРУ? Знаем, проходили... ГРУ, шмру… Интервью в районной газете, орден Владимира Красное Солнышко, книга мемуаров «Неизвестная война. КГБ против Моссада». А на деле – кабинетный вояка, запомнившийся только умением шевелить ушами и выпивать стакан спирта, не морщась. Ну очкарик-то, выходит, настоящий ниндзя. Только контуженный. Шарахнуло его в каком-нибудь Кабуле, теперь воюет на гражданке. И книг не писал, и в отставку ушел тихо. На пенсии ему скучно, вот он и задирает простых людей. Сегодня в павильоне будет прятаться, завтра – свернет шею какому-нибудь доходяге с Курского вокзала. Хрясь! Товарищ майор, часовой ликвидирован! Пора было вызывать полицию, ведь речь шла о полноценном нарушении, практически – о проникновении в павильон, на реконструкцию которого потратили так много денег. А дед мог что-то сломать, украсть, или даже подрезать трос, удерживавший спутник. Особенно если это дед-спецназовец. Бабах! Товарищ майор, вражеский спутник сбит! - Я звоню в полицию! – не очень уверенно крикнул Вова. Никто не откликнулся. А что, если дед взял, да вышел? Посмеялся, похихикал, а сам тихой сапой прокрался к выходу. Сейчас, наверное, гогочет, как сумасшедший, на улице. Вова побежал к посту охраны, небольшой комнатке, где находилось управление видеонаблюдением. Было бы кстати просмотреть запись последних пяти минут, ну или, в крайнем случае, поискать ублюдка по камерам. Вова дёрнул за ручку дверь и чертыхнулся: - Чёрт! Закрыто! А, ну как же еще… Конечно, закрыто. Я ведь и закрыл. Некоторое время Вова с глупым видом тыкал ключами в замочную скважину, забитую каким-то мусором. Догадавшись, в чём дело, он похолодел и оглянулся. Где-то по огромному павильону шастал дед-спецназовец, просчитывавший свои действия на шаг вперед. Вероятно, дед совсем тронулся, так что идея вызвать полицию уже не казалась такой глупой. В общем-то, не помешало бы и божественное вмешательство. Сейчас как свернет шею «часовому», и всё, пока, мама… Краем глаза Вова увидел коричное пятно слева от себя. Пятно, состоящее из шляпы и пальто, с невероятной скоростью пересекло нижний этаж и скрылось за стендом с плазменными экранами. Убежать оттуда было нельзя, тем более – незаметно, вокруг было свободное пространство. Вова облизнул губы. Стараясь оставаться в слепой зоне, он тихо подошёл к стенду. Ему вдруг, против всякой логики, захотелось самому поймать этого деда и уже совершенно законно поколотить. Теперь это был не веселящийся посетитель, а вандал, нарушитель, и всё же – дед, старый дед, бесспорно уступающий молодости. Пускай даже немного пообносившейся, заплывшей жирком молодости. Наудачу, из-за экрана показалась коричневая шляпа. Значит, дед сидел там и воображал, что его идиотский «стетсон» никто не заметит. Следовало неожиданно подскочить к нему, схватить за воротник пальто и начать колотить головой о стенд, пока обоих не отпустят бесы – молодого Владимира Сергеевича – бес ярости, а пожилого «Владимира Сергеевича» - бес сумасшествия. Вова на карачках, пыхтя, дополз до стенда и немедленно получил жестокий удар ногой в лицо. Носок ботинка против всякой физики и анатомии вылетел из-за угла сам собой, словно покоился на гуттаперчевой ноге, взведенной до треска богатырским усилием. Пружина. Вова испытал гамму чувств, такую резкую и искреннюю, словно он родился заново. Страх, боль и снова страх. Недоумение, обида и снова боль. И жалость к самому себе. Удар опрокинул Вову на пол, да так, что во все стороны разлетелось содержимое карманов – фантики, чеки, служебные записки, фонарик, шариковая ручка, зажигалка, бесполезные ключи, мятные конфеты (для общения с симпатичными посетительницами), салфетки. Мобильный. Пока Вова изображал Грегора Замзу и жуком валялся на спине, перебирая ногами, коричневое пятно хищно подскочило к мобильному, сунуло во внутренний карман пальто и скрылось в глубине павильона. Вова в сотый раз ощупывал лицо, куда так метко и больно прилетел ботинок (тоже очень старомодный) деда-спецназовца. К счастью, глаза были целы, но нос подлежал немедленному ремонту, как минимум – перекрытию течи. Зубы скорее ныли, чем раскачивались, но проверять их прочность не хотелось. Собрав бумажный мусор, Вова заткнул нос салфетками и принялся лихорадочно хлопать себя по карманам. До него наконец дошла запоздалая мысль, что его могли банально убить. Дед-то поехавший. Это Вова всё так несерьезно воспринимал, да еще и хохорился, мол, зачем мне подмога, сам скручу гада. А если дед сумасшедший в самом деле? Не по категории «субъективная оценка», а по категории «отрежет уши и выколет глаза»? Он ведь и убить может легко, особенно с такими ногами. В следующий раз его не ботинком угостят, а накинут удавку и затянут, как мешок с мусором. Мешок с мусором покряхтит, попузырится, облегчится и помрет. Может, заорать со всей силы? Кто-то ведь придет на помощь? Во вторник вечером? В огромном парке? С улицы? - Помогите! – крикнул Вова. – Помогите! - Никто тебе не поможет! – весело крикнул в ответ дед. Вова вздрогнул. Коричное пятно находилось уже на втором этаже. Дед, упершись балюстраду, нехорошо сверкал очечками и продолжал издеваться: - Кричи, кричи, сопляк! Тут, знаешь, целая дивизия уже собралась тебе на помощь. - Какая дивизия? – удивился Вова, заползая за стенд. - «Мертвая голова»! – расхохотался дед. - Ты меня чё, убить хочешь?! - Ничего я не хочу! Отстань от меня вообще! – гаркнул дед. Вова опустился до наглой лжи: - Я полицию вызову! - Давай, я подожду. Верить этому насмешливому ублюдку не было причин, но Вова на всякий случай отвернулся и изобразил разговор с дежурным: - Алло! Это полиция?! На меня напали. Да. Владимир Арефьев меня зовут. Я нахожусь в павильоне… - Попробуй лучше с городского позвонить, - прервал его дед. – Городской-то хоть на месте висит, а не у меня в кармане. Вова вздрогнул и запнулся на полуслове. Воображаемый диспетчер не успел принять вызов, и призрачная полиция не смогла приехать на помощь. Получалось, что этот демонический дед-спецназовец уже знал и про обычный проводной телефон, стоявший в конце первого этажа. То есть пока Вова, например, елозил по полу и втягивал распухшим носом кровавые сопли, дед бросился к телефону, обрезал провод, затем взбежал на второй этаж и принялся издеваться над ним. Вова решил идти напролом. В павильоне имелся парадный и служебные входы, а также два пожарных выхода. Теплилась надежда, что маньяк не успел закрыть все. Правда, у воли к жизни, как выяснилось, имелось две стороны. И пока одна сторона призывала Вову броситься вдоль стены, чтобы проверить все двери, другая сторона предлагала забиться в угол и ждать полуночи, пока не придет сменщик. Тогда уж получится хотя бы вызвать полицию, а лучше даже ФСБ или армию. Всё-таки, им придется ловить не пенсионера, а какого-то мутанта, скачущего, как кузнечик, по павильону размером с половину футбольного поля. Собравшись духом, Вова поднял голову и огляделся в поисках зловещего коричневого пятна. Предстояло добежать до парадного выхода, толкнуть дверь и, в худшем случае, преодолеть сто пятьдесят метров до следующей, служебной двери. Вова с радостью помолился бы какому-нибудь языческому божку-покровителю охранников, но на ум пришло только «Отче наш», недостаточно соревновательное и воинственное для попытки выжить. Да еще и отрывками. Отче наш, возлюби охранника. Хотя бы чуть-чуть. Досчитав до трёх, а потом до пяти, а еще потом – до десяти, Вова неуклюже выскочил из-за стенда и побежал к парадным дверям, за которыми разливался вечер в компании вычурных парковых фонарей. Было бы очень странно испытать клаустрофобию в таком большом помещении, но Вова начинал паниковать от мысли, что его заперли внутри. Проклятые двери, все шесть, конечно же, отказались выпускать Вову наружу. Значит, коричневое пятно и здесь постаралось как следует. Главное, когда он успел?.. Задерживаться хоть на одну лишнюю попытку было страшно, поэтому Вова, по стеночке, направился к служебному входу. Спустившись на первый этаж, он намеревался всем телом навалиться на спасительную дверь, а потом спринтером ринуться прочь из парка куда-нибудь, где есть люди. Ох, как он побежал бы! До двери оставалось всего-то шагов двадцать, когда его окликнул сумасшедший дед: - А-а-а, сбежать пытаемся! Понимаю. Вова зажмурился, ожидая нового удара сказочной ноги, но ничего не произошло. Открыв глаза, он увидел деда, мирно стоящего рядом с макетом спутника с двумя вытянутыми солнечными батареями. - Дед, ты чего? – заныл Вова. - А чего? Чего я? - Дерешься-то, а? Дед поправил очечки и назидательно затарахтел: - В воспитательных целях. Дрянной ты человечишка, я, пожалуй, больше не хочу быть Владимиром Сергеевичем. Мерзко даже стало. Я лучше пойду еще посмотрю достижения космической техники. Как, значит, вся эта красота бороздила просторы Большого Театра. - Я тебя бил что ли? - А я в диалектических целях. Ну и в педагогических. Молодость там чего-то всегда права, и всё такое. А я р-р-р-аз, и молодости прямо в будку её хамскую, за правоту-то. Назидательно? Диалектично? - Дед, иди уже домой, а? - Нет, хочу смотреть на экспонаты. Отстань. Закончив поучения, дед зашагал прямо к Вове на своих гуттаперчевых ногах. С таким приятным мягким отзвуком, на прорезиненных каблуках. Вернее, зашагал дед, а сама смерть, в коричневом пальто, «стетсоне», в роговых очечках и с пепельной щеткой под носом. Вова частенько жестоко шутил над суеверной матерью, но сейчас ему даже и не чудилось, а верилось, что так смерть, в облике пожилого сверхчеловека, пришла за ним, чтобы завершить земное пребывание и утащить с собой. Может, Вова уже и не прыгает по павильону, а лежит на полу, в окружении фельдшеров «скорой помощи», потому что внезапно отказало сердце, притомившееся от диеты из энергетиков и сигарет. И фельдшеры колют ему живительные растворы, насыщают электричеством и делают искусственное дыхание, а он, умирая, представляет, как сражается с каким-то доисторическим дедом, орудующим резиновой ногой. А дед в это время тащит его, и вовсе не в рай, а куда-то туда, куда попадают души никчемных охранников. Какое-нибудь специальное небытие, где до скончания времен души умерших ничтожеств в дурацкой полувоенной униформе стоят (или парят) и охраняют абсолютное ничто, пустое настолько, что наворачивались слезы вселенской тоски. То есть это скорее абсолютно ничто охраняет их, сторожей убогих, а они по рации переговариваются. Вечность. - Это пятый, пятый. Прием. - Слышу тебя. Прием. - Пустота стабильна. Абсолютное ничто. Прием. - Абсолютное. Конец связи. Однако вселенская тоска неожиданно придала Вове деятельный импульс. Терять было нечего, ведь смерть уже доказала свою всесильность и предусмотрительность. И коль уж охранникам не полагалось своих цеховых божков, на выручку спешил «Бусидо». «Смерть может настигнуть воина в любой момент, и самурай должен встретить смерть с честью». Самурай Вова, дико взвизгнув, схватил несчастный спутник за панель солнечной батареи, выломал её и ткнул куда-то в направлении смерти. И, разумеется, промахнулся. - Свежо, - похвалил дед, увернувшись. Он вцепился во вторую батарею покалеченного спутника, без труда отсоединил её и встал в позу фехтовальщика. - Так честнее, по-моему. - Дед! – возбужденно крикнул Вова. – Дед! Проваливай! Ничем хорошим это не кончится! Убьешь меня – тебя поймают, тебе конец, понимаешь?! Сюда уже едут! Очкарик презрительно фыркнул: - Никто сюда не едет. Затем он изящно отвёл спутниковую шпагу Вовы в сторону концом своей и, не останавливаясь, ударил его по голове. Вова отшатнулся, но устоял на ногах и даже не выронил солнечную батарею. Инстинктивно он бросился на врага, пытаясь банально протаранить его, но получил еще один удар, на этот раз в лоб. Искры и звезды посыпались из глаз. Бросив на пол солнечную батарею, Вова схватился за лицо, одновременно стараясь отползти из зоны поражения. Он надеялся, что, как и в прошлый раз, проклятый ветеран ограничится поучительным тычком, чтобы снова раствориться в павильоне. Однако очкарик решил проучить Вову старательно, методично. Удары приходились на Вову один за другим, и каждый из них отдавал немочью в руках и ногах, сбивалось дыхание и темнело в глазах. Идея подраться солнечными батареями была неплохой и даже смелой, но очевидно Вова и дед находились в разных весовых категориях. В конце концов несчастная солнечная батарея затрещала и рассыпалась на куски. Вова, свернувшийся клубком, несколько раз взбрыкнул ногами, рассчитывая пнуть спецназовца напоследок, но попал только в воздух. Поскольку избиение прекратилось, Вова открыл глаза и обнаружил, что он всё еще может видеть, а мучителя поблизости не наблюдается. Вокруг валялись осколки. Переборов страх, Вова огляделся. Нигде не было проклятого коричневого пятна, неуловимый дед вновь растворился. Видимо, пошёл смотреть еще какой-нибудь экспонат. Может, он даже забрался внутрь скафандра и поджидает Вову, чтобы напугать его до смерти. А может достает запрятанный нож (снятый с трупа моджахеда), чтобы вырезать на лбу у Вовы пентаграмму. Или что-нибудь свое, личное, например, «Кандагар 1988». Поскольку голова заметно лучше работала, когда по ней не колотили, Вова вернулся к мысли о помощи. Но этот квест рассчитывался на продвинутых игроков. Без мобильного, внутреннего телефона и комнаты видеонаблюдения Вова мог полагаться на чудо и свои голосовые связки, годившиеся только для подвывания группе «Кино». ТРЕКЛИСТ (НАСТОЯЩЕГО) ВЛАДИМИРА СЕРГЕЕВИЧА feat. KINO 1. Но если есть в кармане пачка сигарет, помогите мне скорее, меня будут убивать. 2. Белый снег, серый лед, дед-спецназовец пребольно в рожу бьёт. 3. Сегодня кому-то говорят: «До свиданья!» Завтра скажут: «Прощай навсегда!» Убит охранник Володя. И всё в этом роде. Хотелось плакать, но умереть было страшнее. Приходилось подбадривать себя идиотскими шуточками. Как он с Виктором Цоем едет в небесном «Икарусе» и поет чудовищно перепетые песни группы «Кино». Как Цой показывает Вове баррэ, «плотной прижимай палец, плотно!». И как Виктор тормозит автобус у абсолютного ничто и высаживает Вову к растерянным сторожам без нашивок и раций. Добро пожаловать в абсолютное ничто. И, выпустив ядовитое облако выхлопных газов класса Евро-0, «Икарус» ракетой устремляется ввысь. Опустевший павильон казался умиротворяюще спокойным и безмятежным. Интимный мягкий свет сотнями крохотных звезд освещал макеты космической техники, забытой взрослыми детьми. Все игрушки готовились ко сну, только двое мужчин беспокойно скакали по залу, играли в прятки, время от времени сходясь в жестоких потасовках. Вова и поехавший очкарик были представлены сами себе. Но вместо лекций о Циолковском и Вернере фон Брауне дедушка собирался вдолбить в голову Вове кусок солнечной батареи. Очень настойчивый лектор. Мысли Вовы отчаянно и лихорадочно сменяли друг друга. Никакого дельного плана в голову не приходило, только идиотские обрывки. А что если спрятаться в «Союзе»? А если молить о пощаде и червем извиваться по полу? А что если забраться по балке, и затихнуть там до двенадцати ночи? А что если забраться по балке над вторым этажом, доползти до огромного окна и спрыгнуть вниз? Можно ногу сломать, но и со сломанной ногой отползти в кусты – дело плёвое. Но чтобы разбить толстенное стекло нужен какой-нибудь инструмент. Пока Вова подбадривал себя и представлял, как будет выглядеть открытый перелом ноги, вернулся его мучитель. Разумеется, неожиданно и бесшумно. - #####! Так чувствовала себя антилопа, которая, избавившись чудом от капкана крокодильей пасти, попалась какому-нибудь льву. Как говорили французы в таких случаях, «четыреста ударов!». Или, как говорил Вова в таких случаях: - #####! Дед ловко обхватил руками Вову за шею и принялся душить. Причем так профессионально, что Вова на мгновение решил бросить затею с выживанием. Уж больно ладно его поймали, ладно придушили, так, что отпадала любая мысль выпростаться из клещей спецназовца. Буквально хотелось снять воображаемую шляпу, мол, уважаемый дед, хрясь прошёл великолепно. Угасающим взглядом Вова посмотрел на скафандр космонавта Леонида Попова, внутри которого в самом деле почему-то находился Леонид Попов. Удивляться сил не было, сознание меркло, как черное солнце в мае 1945-го. Космонавт что-то неразборчиво говорил, и, хотя Вова уже полностью переключился на предсмертный бред, слова не желали складываться во что-то приятное и понятное. Типа, прощаю тебя, Вовка, за всё на свете. Даже за то, что ты облил дворового пса краской. - Пожар. Пожар в жилом отсеке, - монотонно повторял Попов. – Пожар. Пожар в жилом отсеке. - Какой еще пожар, Лёня? – мысленно уточнил Вова. – Не было же ни единого пожара у тебя. Какой пожар? Какой жилой отсек? - Пожар. Пожар в жилом отсеке. - Да я понял… Ну и что теперь? Пожарных вызывать? Пожарных… Пожарных… Пожарных! Откуда-то из глубины, из потаённых недр подсознания, возможно даже – из абсолютного ничто, где обретались мертвые души охранников, пришла неожиданная помощь. Тело Вовы изогнулось дугой в мощной судороге, ослабившей хватку деда. Похоже, он и сам не ожидал такого внезапного сопротивления. Дело оставалось за малым. Поддавшись какому-то кликушескому припадку, Вова начал дергаться всем телом. Воздух наконец-то начал поступать в легкие и мозг, прояснился ум, и созрел гениальный план спасения. Как и до этого, на пике схватки дед исчез, чтобы спланировать новую атаку. Вова часто и жадно дышал, уткнувшись лицом в пол. Он видел ангела, строгого и прекрасного ангела в образе Леонида Попова, подсказавшего ему путь к спасению. Здесь, в храме космоса, обитали ангелы, избравшие его, Вову, своим мечом в войне с бесами. А непосредственную поддержку окажут, конечно же, пожарные на красной колеснице. С трудом преодолевая боль в избитом теле и страх, Вова перекатился в тень, подальше от изувеченного спутника. Пожарная тревога находилась совсем рядом с аварийным выходом, но, чтобы попасть к аварийному выходу надо было пересечь половину зала, то есть буквально бежать под пулеметным огнём. Ведь демоническое коричневое пятно мерцало и прыгало с нечеловеческой скоростью, и, догадавшись о пожарной сигнализации, оно немедленно переломало бы Вове и руки, и ноги. И что-нибудь поучительное сказало бы, мол, незачем от дела отрывать пожарную бригаду. Стыдно, Владимир Сергеевич, стыдно. Стыдно и страшно. Ведь еще замучает, обязательно замучает. Как-нибудь начнет кромсать, резать по кусочкам, как их там учили в школе мясницкой. Привяжет кишки к луноходу, запустит его… Поехали, мол! Придет напарник в полночь, а Вову собирать надо – нога в спутнике, рука в скафандре, голове вообще черт знает где... Выждав паузу в нытье, Вова мелкими перебежками устремился к вожделенной кнопке пожарной охраны. Нетронутая, никому ненужная кнопочка под стеклом. Вечно пыльная, такая неприметная. Ах, как сладенькая кнопочка, дайка задеру тебе юбчонку, да как УДАРЮ ПО ТЕБЕ! Противно заскрипела пожарная тревога. И хотя тревога была ложной, и бездействовали спринклеры, и датчики дыма удивленно принюхивались в поисках очага возгорания, на пульте у диспетчера загорелась лампочка. И это означало, что очень скоро сюда приедут рослые дядьки с кучей оборудования, часть которого нужна для совершенного законного выламывания двери. Вову трясло. Трясло от мысли, что он наконец-то хотя бы на шаг обставил деда. И трясло от мысли, что дед из мести прикончит его насовсем. Подберет какой-нибудь осколок, чтобы горло перерезать, или вообще глаза выдавит. - Хорошая мысль! – похвалил дед, выходя из-за макета жилого модуля космической станции. – Молодец, молодец. Сам додумался включить пожарную тревогу? - Сам… Ну… Мне Попов подсказал. Леонид Попов, - прохрипел Вова, отползая назад. - Попов, значит, - повторил дед. – Ладно, ладно… Ну что же, Владимир Сергеевич, кажется, ты загнал меня в угол. - Не убивайте, - попросил Вова. - Да что уж тебя убивать-то… теперь? Ладно, #####, я вам устрою… Странно пригрозив неким блядям, дед вновь растворился в павильоне. При этом он что-то бодро напевал приятным тенором. Вова встал на карачки, а потом, кряхтя, как старик, поднялся во весь рост. Едва ли был смысл бежать куда-то или прятаться, поскольку дед без особых усилий настигал его всюду, как и положено нечисти. Но раз пожарные так странно подействовали на него, и он даже похвалил Вову (или Леонида Попова) за оригинальный план, то, вероятно, оставалось лишь ждать развязки. Стараясь не шуметь, Вова по стеночке двинулся в сторону парадного входа. Скорее всего, пожарные начнут именно с него. И как только они своими топорами, своими огромными прекрасными топорами вскроют этот мавзолей, Вова бросится наружу и упадет в траву, холодную сырую траву. Между тем, дед неожиданно запел: - Спит все кругом, города и поля голубые Но морзянкой нарушен покой городской среди тьмы… Вова тихонечко прислонился спиной к металлоискателю. Где-то в глубине павильона дед исполнял а капеллу и что-то, судя по звукам, конструировал. Или собирал. А, может, забирался на второй этаж, чтобы выпрыгнуть наружу и сломать ногу. - Слышишь, Земля, как тревожно стучат позывные? Твои космонавты, твои космонавты мертвы… Снаружи, сначала едва различимо, по нарастающей, затарахтел дизельный мотор. В это время выезжали на работу уборочные машины, и, конечно, скорее всего это была одна из них. Но вдруг… - Их выбрало время и космосу черному жертвует Так науки алтарь принимал человека мечты… Машина остановилась прямо у главного входа, лизнув мощными фарами полусумрак павильона. Сквозь стеклянные двери Вова разглядел двух мужчин с фонарями. Они замахали руками, видимо, предлагая бестолковому охраннику впустить их внутрь. Вова подскочил к ним, начал дергать за ручки и показывать, что он заперт. - Закрыто! Пожар! Не могу выйти! – орал Вова. Пожарные переглянулись и вернулись к машине за инструментами. - И в эту мечту о любви человечество верует, Пока космонавты, пока космонавты мертвы! ПОЕХАЛИ! На этих строчках песня оборвалась и раздался какой-то подозрительный шум. Как будто что-то упало или свалилось. Вова с удивлением для себя обнаружил, насколько плохо павильон годился для встречи с необъяснимым. Видимо, ученые с космосом разобрались, поняли, что он никому не нужен и поместили в этот гигантский чулан. А вот ведь кто-то же совсем с ума сошёл, и ради пяти минут устроил охоту на живого человека. Значит, еще остались в космосе загадки. Пожарные без труда разбили стеклянные двери и наконец попали в павильон. И хотя не наблюдалось ни пламени, ни дыма, выглядело всё как-то подозрительно. Охранник, почему-то запертый внутри, попытался выбраться наружу, но споткнулся сам о себя и повалился на пол, как мешок картошки. На вопрос, что и где горит, Вова лишь слабо замахал рукою в центр павильона. Как только пожарные направились дальше, Вова оперся о локти и пополз наружу, не обращая внимания на осколки стекла. Пожарные растеряно осматривали огромный павильон, пытаясь понять, что случилось и зачем их вызвал этот подозрительный, вероятно, пьяный в доску, охранник. Один из экспонатов был разбит, но к пожару это не имело никакого отношения. Случайное нажатие? Пьяному бы хватило ума себя запереть и вызвать пожарных. Уже собираясь вернуться к машине, один из пожарных увидел совсем неподходящий экспонат со «стетсоном» на голове, висевший на тросе, перекинутом через балку над вторым этажом. Толкнув напарника, он хмыкнул и протянул: - Ты смотри… Космонавт.
